НИКОЛАЙ ФРОЛОВ
«Террорист», оказавшийся гимназистом
Лет 120-130 назад в Коврове, да и во Владимирской губернии не нужно было объяснять, кто такой Федор Иванович Носков. Родом из крестьян, он «сделал себя сам». Почти за полвека предпринимательской карьеры Носков стал состоятельным предпринимателем и вел бизнес в Москве, Нижнем Новгороде, Верхнем и Среднем Поволжье.
Ему принадлежали несколько десятков магазинов и складов, целая флотилия пароходов и барж, на него работали тысячи людей. В молодости он сумел потрафить самому царю, поднеся государю в подарок огромных стерлядей, выловленных в Клязьме. За это император Александр II собственноручно пожаловал ковровскому крестьянину золотые часы со своим вензелем. Носков сумел получить подряд на поставку провианта для армии и с того времени начал богатеть.
В 1909 году Федор Иванович, которому тогда было уже изрядно за 60, занимался очередным перспективным проектом — достраивал новую ткацкую фабрику в селе Кляземский Городок в полутора десятках верст от Коврова. Именно в этом селе — делец имел роскошную усадьбу и постоянное местопребывание. Носков был человек с тяжелым характером, суровый и властный. С подчиненными и земляками он, как правило, не церемонился. Многие его боялись и ненавидели.
В апреле того года судовладелец и фабрикант получил странное письмо. На имя Носкова ежедневно приходило множество различной корреспонденции. По большей части это была деловая переписка — донесения приказчиков и капитанов пароходов, послания партнеров по бизнесу, рекламные предложения, бумаги из различных казенных инстанций, просьбы благотворительных обществ и частных лиц. Но на этот раз, распечатав очередной с виду ничем не выделявшийся из десятка других конверт, Федор Иванович побледнел и едва не выронил сложенный вдвое листок из рук. В лаконичном письме, написанном вкривь и вкось шарахающимися буквами, словно автор был пьян или же не в себе, содержалось требование уплаты 50 тысяч рублей в трехдневный срок. Деньги предлагалось положить под одну из лодок, которые по случаю весеннего разлива были подняты на береговую кручу над Клязьмой. В случае отказа или же уведомления обо всем полиции Носкову грозили сжечь и его усадьбу, и его новую фабрику, причем делался намек и на то, что сама жизнь «кровососа» может оказаться под угрозой. Написано было нагло и с жутковатой фамильярностью — едва ли не впервые за последние 30 лет к почтенному купцу обратились на «ты». Но больше всего поразила старика зловещая подпись — «Комитетъ».
В то время еще не изгладились в памяти события революции 1905 года, когда весь Владимирский край был охвачен забастовками и массовыми беспорядками. В целом ряде городов и уездов революционеры захватывали власть. В Иваново-Вознесенске, который входил тогда в Шуйский уезд Владимирской губернии, был создан первый Совет, в Коврове — совсем близко от Кляземского городка город держали в страхе боевые дружины рабочих-железнодорожников. Начались «реквизиции», было несколько случаев жестоких убийств чиновников и даже жандармов. Еще более страшные события творились тогда в Москве и Петербурге. Поэтому слово «комитет» в качестве подписи могло означать только одно — на Носкова вышли недобитые боевики-нелегалы, которые не остановятся ни перед чем.
Носков не спал всю ночь, осунулся лицом и, казалось, даже стал ниже ростом. 50 тысяч были по тем временам огромные деньги. Их хватило бы на целый пароход. Правда, такой суммой наличности Федор Иванович располагал, но отдавать за здорово живешь свои кровные какому-то комитету — от одной подобной мысли у Носкова начинало стучать в висках, а глаза наливались кровью. Но и не отдать требуемое было страшно. А ну, как и в самом деле, пустят красного петуха? Подобные случаи в ту пору были нередки. Правда, дом, контору и фабрику Носкова охраняли вооруженные берданками сторожа, но хозяин понимал, что в случае нападения фанатиков-революционеров его доморощенное воинство может попросту разбежаться.
К счастью, в то время дома находились двое сыновей старого промышленника, которые отбывали воинскую повинность — проще говоря, служили в армии, а к батюшке прибыли в отпуск. Богатый купец устроил им непыльную службу — Федор Носков-младший состоял писарем при ковровском уездном воинском начальнике (аналоге нынешнего военкома), а его брат Агафон и вовсе красовался в Петербурге в одном из гвардейских кавалерийских полков. Сыновья стали одновременно и охраной, и штабом в одночасье оказавшейся на осадном положении семейной фирмы.
На второй день в Кляземский городок приехал из Нижнего, вызванный телеграммой, старший сын Носкова Василий. Он уже сам вел коммерческие дела и, хотя считал себя либералом, настоял на необходимости известить обо всем уездного исправника. Гонцом послали самого доверенного приказчика, который выехал в ночи, имея при себе два заряженных револьвера. Исправник Саваренский, получив слезное письмо Носкова с мольбой о защите, немедленно доложил об акции революционеров в жандармское управление. К исходу третьего дня вокруг Городка уже рассыпался строй переодетых в штатское полицейских. За поворотом реки дежурил паровой катер с жандармами, на случай, если злодеи попытаются скрыться на лодке. В ближайшем перелеске в качестве резерва находился взвод конных городовых. Исправник лично прибыл командовать спецоперацией и уже предвкушал награду, которую мог получить в случае поимки опасных государственных преступников. Носковым велели положить пачку ассигнаций на указанное место. После того, как деньги оказались под лодкой, стали ждать.
Шли томительные часы. У каждого полицейского, выражаясь еще не написанной к тому времени строфой революционного поэта Маяковского, «курок аж палец свел». Но боевики не появлялись. К утру исправник, для которого стражники устроили шалаш из еловых лап, задремал. Зато в доме Носковых в ту ночь никто даже не прилег. По приказу главы семейства повсюду были расставлены ведра с водой — дабы сразу же заливать огонь в случае поджога. По двору бегали спущенные с цепи здоровенные псы, а поперек ворот поставили экипаж, дабы злоумышленники не ворвались наскоком. Тайком даже от ближних слуг Носков-отец вместе с сыновьями спрятали золото и драгоценности в одном из глубоких подвалов. Не доверяя никому, старик лично спустил вниз тяжелый ларь, и собственноручно выворачивал плиты пола.
В пятом часу утра из-за реки раздался выстрел. Полоумные со сна полицейские недоуменно крутили головами — откуда стрельба? Вдруг еще выстрел, потом — второй. Кто-то из стражников в испуге начал отвечать, паля наугад. Городовые, вообразив, что началась перестрелка с «бандитами», тоже открыли огонь. Носковым показалось, что на штурм их владений пошла целая шайка. Еще чуть-чуть — и злодеи ворвутся в село. Однако стрельба вдруг как-то сразу прекратилась. А полчаса спустя перед Федором Ивановичем предстал, ругавшийся на чем свет стоит, исправник, вслед за которым двое дюжих полицейских вели 10-летнего мальчишку в гимназическом мундире. Оказалось, что он и был столь напугавшим всех «Комитетом»!
Гимназист 3-го класса Саша Островский приехал в Городок из Костромской губернии погостить у своего дальнего родственника священника Флегонта Тихонравова. Начитавшись романов Майн Рида, паренек решил убежать в Америку. А, наслушавшись разговоров взрослых об ужасах революции, надумал позаимствовать необходимые для дальнего путешествия средства у самого богатого человека в округе. Зная о том, как ненавидят Носкова рабочие, не по годам сметливый мальчуган и разработал «хитроумный» план. А стреляли случайно оказавшиеся за рекой охотники. Кстати, похожих случаев вымогательства денег случайными людьми, действовавшими под видом революционеров, в то время было немало.
По законам Российской империи судить ребенка даже за столь дерзкий проступок не полагалось. «Комитетчика» отправили к родителям и даже не исключили из гимназии, так как он проштрафился не на учебе, а во время летних вакаций. Правда, дело, начатое полицией, продолжалось еще почти год. А почтенного батюшку, у которого гостил правонарушитель, после нескольких запросов власти все-таки вынудили переменить приход. Гораздо хуже пришлось Носковым. Хотя материальных потерь они и не понесли, о том, как «вся королевская конница и вся королевская рать» с подачи почтенных коммерсантов ловила третьеклассника, узнала вся губерния. Носковы оказались предметом насмешек, на них рисовали карикатуры и даже собственные рабочие, снимая фуражки перед хозяином, насмешливо улыбались.
Не выдержав подобных потрясений, Носков-старший вскоре заболел и умер. По стечению обстоятельств почти в то же время скончался и его сын-гвардеец Агафон. А всего через несколько лет уже в 1917-м торговая империя Носковых рухнула окончательно. Старший сын Василий Носков, побывавший при Временном правительстве в течение нескольких месяцев мэром Коврова, стал изгнанником поневоле, а ковровский исправник Саваренский был расстрелян красными в Самаре в 1918-м. Позже даже ходили слухи, что «Комитетъ» все-таки существовал, и что череда смертей участвовавших в трагикомической истории 1909 года лиц отнюдь не случайна. А вот дальнейшая судьба устроившего весь этот переполох гимназиста Островского до сих пор неизвестна. Кстати, если бы он по примеру своих знаменитых однофамильцев стал писателем, то какой-нибудь известный роман, типа «Как закалялась сталь», вполне мог бы начаться не эпизодом засыпания махорки в пасхальное тесто попа-мироеда, а неудавшееся попыткой «экспроприации» у фабриканта Носкова…
Фабрика Носковых в селе Кляземский Городок
Федор-младший Носков и его брат Агафон. Фото 1909 года
Василий Носков со своей супругой
Отношения фабрикантов и рабочих были весьма напряженными
Арест пропагандиста фактически был списан художником Репиным с натуры. Подобные революционеры-фанатики после 1905 года мерещились благонамеренным обывателям буквально на каждом шагу
Подобный образ «Пятого года» вдохновлял одних и смертельно пугал других
Карикатурный образ фабрикантов созданный Кукрыниксами
Фрагменты документов из дела о «Комитете» гимназиста Островского
23 Август 2015